В этой семье даже немецкая овчарка Кася понимает команды на белорусском языке. Карина Одесенко и Павел Довнар женаты восемь лет, основали бренд одежды Honar, растят дочь Еву и продвигают белорусскую культуру через моду. О том, как познакомились, о подходах в воспитании, надо ли с детьми говорить о политике, о бизнесе в сегодняшних условиях семья рассказала «Нашей Ниве».

«Теперь в здании моего лицея суд Центрального района»

«Наша Нива»: Откуда вы родом? В каких семьях росли?

Павел Довнар: Мы из Минска.

Карина Одесенко: Даже родились в одном роддоме — пятом. И Ева потом там.

ПД: У меня вполне демократичная семья. Отец — предприниматель, сейчас занимается производством изделий из древесины. Мать — научной деятельностью, историей книги, преподает в Университете культуры, пишет докторскую диссертацию.

КО: Всю жизнь мои родители занимались предпринимательской деятельностью — продажей одежды. Но когда-то давно они закрыли весь бизнес: тяжело стало. И решили, что нервная система важнее. Сейчас мать работает в дорожной службе, а отец вернулся к специальности, по которой учился, — плиточник. 

Мама родила меня, когда ей было 20 лет. Я почти все время была с бабушкой и дедушкой. Как только лето — сразу в деревню на три месяца. Конечно, родители были молоды, им хотелось погулять. Самое интересное, что они были далеки от политики, белорусскости, но меня отдали в 14-ю гимназию с белорусским языком обучения.

«НН»: Вы познакомились во время учебы на журфаке?

КО: Нет, мы учились на разных курсах и ни разу не разговаривали.

ПД: Мы в интернете познакомились, когда Карина окончила университет. Я ждал этого — а то что это за жена без высшего образования? (смеется) Я нашел Карину, стали переписываться.

«НН»: Помните первые впечатления друг о друге?

КО: Да. Мы пошли на артхаусный фильм «Заводной апельсин». Я тогда еще подумала о Павле: наверное, чересчур умный. Прочитала все об этом кино, про режиссера, про всех, кто там снимался. Потом начала рассказывать, поняла, что он ничего из этого не знает, и подумала: зачем я это все читала?

«НН»: Свадьба у вас в обычном стиле была?

ПД: Свадьбу гуляли в усадьбе у Алеся Белого. Он разрабатывает панскую культуру XIX века, и вышиванки в той стилистике были бы не к месту, наверное. У нас не было тамады. Программу сами сделали с разными белорусскими конкурсами, дальним родственникам из России тоже интересно было посмотреть.

КО: У нас был небольшой бюджет, и я попала на все скидки, какие только предлагали в салоне. Свадебное платье обошлось совсем за копейки.

«НН»: Вы шьете одежду с национальным колоритом. А как сами пришли к белорусскости?

ПД: Во мне она с детства. Дедушка с бабушкой разговаривали по-белорусски, мать — по-белорусски. Я стихи писал на родном языке, загадки загадывал. «Мама, знаешь, кто самый неизвестный писатель в Беларуси?» — «Нет». — «Это я».

«НН»: Учеба в Коласовском лицее также повлияла?

ПД: Да, наверное. Там подобрались и преподаватели, и учащиеся — в большинстве своем люди, которые любили Беларусь. Это был «рассадник» национальной идеи, поэтому его и душили все время. Сейчас в том здании суд Центрального района. Вместо образовательного — репрессивное учреждение.

«Ходим в белорусскоязычную группу по плаванию»

«НН»: Ваша дочь учится в белорусскоязычной 23-й гимназии. Сложно было туда поступить?

ПД: Сейчас же реформу провели, отменили вступительные экзамены. Мы ходили на подготовительные курсы, а потом написали заявление. Насколько понимаю, зачисляли по дате подачи заявления.

«НН»: По вашему мнению, это важно — на русском или белорусском языке учиться в школе? Или всё в любом случае идет из семьи?

ПД: Семья — это, конечно, первичное. Но если бы мы считали, что язык обучения не важен, мы бы, наверное, пошли в ближайшую школу, которая в 200 метрах от дома. Я думаю, важно показать, что белорусскость есть. Детям трудно понять, почему всё вокруг русское, хотя живешь ты в Беларуси. И возможно, они начинают стесняться, что какие-то не такие. Дети не хотят быть белыми воронами.

Вообще странно, что в нашей стране гимназия с родным язык обучения называется белорусскоязычной, а школа, где преподают по-русски, — просто средняя школа. Для меня это не понятно.

У нас за белорусскость надо бороться. Хочешь в школу с родным языком — езди в дальнюю гимназию, в детсад — тоже ищи. С одной стороны тяжеловато, ведь хочется, бывает, поспать подольше. Но если есть цель, то делаешь всё возможное.

КО: В бассейне «Фристайл» есть белорусскоязычная группа по плаванию, мы туда ходим, больше нигде не нашли. Это нам посоветовала Наста Дашкевич. Там вообще тусовка хороших белорусских людей. 

«НН»: Вы строгие родители?

Ева: Нет.

КО: Когда Ева ходила в частный католический детский сад, я ей как-то говорю: слушай, может, мне пойти воспитателем? Она в ответ: мама, у тебя не получится, никто не будет слушаться, ты такая добрая.

ПД: Определенные границы, безусловно, есть. Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека.

«НН»: А что запрещаете?

ПД: Ну много в телефоне нельзя сидеть. Я считаю, что современные технологии на пользу, но ведь может ухудшиться зрение. Сладкого много нельзя.

«НН»: Какие правила существуют в вашей семье?

ПД: У нас все относительно демократично. То, что не запрещено, оно разрешено — как должно быть в государстве. За последний год многое поменялось. Раньше как-то мы с Кариной совмещали работу 50 на 50. А сейчас она в основном занимается домашним хозяйством, воспитанием Евы, собакой, а я — рабочими моментами, потому что по разным причинам стало трудновато. Не хочу, чтобы Карину кто-то на работе обидел — лучше уж меня.

«НН»: Чья идея была завести собаку?

КО: Я всегда мечтала о собаке. Мы когда-то в детстве с родителями даже поехали покупать, но по дороге они уговорили меня на рыбку, а в итоге купили фотоаппарат (улыбается). Все восемь лет, пока мы с Павлом жили, я мучила его разговорами о собаке. Так получилось, что в нашу годовщину наконец уговорила. Он спросил: какую будем брать? А для меня собака — это только овчарка.

«НН»: Почему именно это порода?

КО: Они самые послушные, дрессировке хорошо поддаются. Но у нас самый непослушный пес в мире.

ПД: Очень экспрессивный.

КО: Касе очень хочется бегать. А она весит уже более 30 килограммов, удержать ее в руках очень тяжело. Поэтому большая ответственность по выгулу ложится на мужские плечи. Три часа в день — это минимум, который нужен ей для прогулки.

Собаку мы забирали из воинской части — так случайно получилось. Сначала мы договорились с женщиной, которая должна была передать нам щенка. Но в последний момент узнали, что щенка уже забирают друзья ее сына. Она посоветовала мужчину, к которому можно обратиться, — я даже не знала, что он из воинской части. А это как раз лето. Когда мы приехали туда, у нас на машине висела бело-красно-белая лента, но я уговорила Павла ее снять.

Кася оставалась последняя — сидела кроха такая в большом-большом вольере.

Сейчас занимаемся с белорусскоязычным кинологом.

ПД: Хотим, чтобы у нас была белорусскоязычная овчарка (улыбается).

КО: Но оказалось есть небольшая проблема: если сдавать нормативы (а овчаркам нужно их сдавать), там есть только два языка: это русский и немецкий. Наверное, немецкий возьмем.

«Некоторые родители ничего не говорят детям о ситуации, а те сами приходят и рассказывают»

«НН»: Как вы объясняете Еве, что сейчас в стране происходит?

ПД: А она всё знает.

Ева: У нас одна девочка в школе постоянно говорит о митингах, а нам это запрещается. Одного мальчика, который говорил об этом на уроке, чуть не отправили к завучу.

ПД: Я разговаривал с разными родителями. Некоторые вообще ничего не говорят детям о ситуации, ограничивают их в этой информации, а те сами приходят и рассказывают. Дети эти свои впечатления пронесут через всю жизнь.

«НН»: Как на участке в 23-й гимназии, кстати, проголосовали?

ПД: Насколько я знаю, все соответствовало тому, что озвучивал Центризбирком. 

«НН»: Ваше отношение к учителям в Евиной школе изменилось после выборов?

ПД: Тут вопрос собственной совести, но ты понимаешь, что члены комиссии могут поступать не так, как надо, а так, как им велят. Сама вертикаль построена по каким-то феодальным принципам. Удивился ли? Я к этому был готов. Но есть же люди, которые не входили в комиссию.

Ева: Наша учительница не входила.

ПД: Многим учителям самим это ситуация неприятна. А есть и те, кому важнее деньги или подчинение — не знаю, чем их там покупают, шантажируют? — но от этого же зависит жизнь не только твоя, ты обманываешь глобально.

«НН»: Прокуратура настоятельно просила проверить вашу семью как проблемную. Как это выглядело? 

ПД: Это какая-то смешная ситуация. Что я могу ответить, если не знаю, чего от меня хотят, — никаких бумажек не было. Я хотел узнать, в чем причина. Когда обращаешься в прокуратуру, оказывается, прокурор, который выписывал документы, на больничном, концов не найдешь. К нам приходили из школы, к которой мы приписаны. Как-то еще могу понять учителей: им пришло распоряжение, и надо как-то реагировать. С другой стороны — вы же сами понимаете, что это.

«НН»: А им не стыдно было приходить к вам домой?

ПД: Думаю, что стыдно. Но они подавляют свои чувства. У нас было все спокойно с проверкой. Это неприятно, но ведь происходят и более ужасные вещи. При том, что людей сажают на сроки за какую-то надпись, наша проверка выглядит, как будто ничего и не было.

«НН»: Пока что опека вас оставила в покое?

ПД: Пока да, дело затихло. Но опять же у нас нет документов, что всё окей. 

«Наша идея заключалась в том, что белорусская одежда и культура — это элитарно»

«НН»: Чем закончилась ваша история с «Горизонтом»?

ПД: Мы оттуда уехали. «Горизонт» — это государство в государстве. У нас с ними конфликт еще с 2019 года, но в 2020-м он обострился. Сначала из-за короны, потом из-за политической ситуации. Там арендаторы объединились и просили по-человечески пойти на уступки, чтобы было всем хорошо. Но с людьми не хотели разговаривать. Поэтому с обеих сторон пошло обострение.

«НН»: Вам же выставляли задолженность в 650 евро?

ПД: Смотрите, какая ситуация. Мы узнали, что пожарные запретили эксплуатировать это здание. Если здание нельзя сдавать в аренду, а люди заключили договор, то документ этот недействительный — выставлять можно счет хоть на миллион долларов. Есть решение, что там опасно. «Горизонт» хотел наше имущество заблокировать, чтобы вымогать эти деньги. Выставили охрану, порезали проводку… Поэтому мы уезжали при странных обстоятельствах: половину вещей прямо через окно выносили, слава богу, у нас первый этаж был. 

«НН»: Сложно было найти новое помещение?

ПД: Сейчас в экономике большие проблемы, поэтому нет. Разумеется, мы не искали помещение в госучреждениях, так как с ними тяжело — там люди не понимают принципов работы бизнеса. Когда ты считаешь, что тебе все должны, это несерьезно.

«НН»: На протестах вы видели многих в своей одежде?

ПД: Видели-видели. Люди фотографировались в наших сорочках, присылали нам снимки.

«НН»: На волне прошлогодних событий многие стали интересоваться своим. Вы почувствовали это?

ПД: Да. У белорусов есть спрос на хорошие вещи. И есть штамп в массовом сознании, что у нас своего ничего хорошего нет. Многие ездили покупать одежду в Вильнюс, Варшаву, у кого побольше денег — в Италию. А когда границы закрылись и ситуация политическая изменилась, люди начали искать здесь.

«НН»: Вы делали ставку на эксклюзив и качество, а Symbal.by — на массовость и доступность. Как оцениваете, ваша бизнес-стратегия сработала?

ПД: Думаю, года два назад она начала нормально работать. И она была на самоокупаемости. Но чтобы это дело приносило большие деньги — то нет. У нас средний сегмент на самом деле. Из-за того, что у нас люди бедные. Простите, но $40—$50 за нормальную байку или сорочку — это же недорого. Когда приезжают покупатели из-за рубежа, то наоборот говорят, что здесь очень хорошие цены. У нас есть идея выпустить коллекцию, вдохновленную панской культурой. И разумеется, она будет дорогой — такие вещи были дорогими и тогда.

Люди всегда стремятся к какой-то элитарности. И наша идея была в том, что белорусская одежда и культура — это элитарно. Чтобы через это люди стремились к своему. Может, не купили одежду, но просто подписались на нас в социальных сетях и благодаря этому пришли к белорусскости.

Наталия Лубневская, фото Надежды Бужан