На протяжении трех месяцев семья белорусского языковеда Анатолия Трофимчика тщетно пыталась получить извинение за досадную ситуацию, произошедшую во время психолого-медико-педагогического обследования их сына.

Иллюстративное фото Сергея Гудилина.

Недоразумение с комиссией Минского городского центра коррекционно-развивающего обучения и реабилитации возникла в конце марта.

«Жена и сын пошли к логопеду в центр, чтобы пройти небольшое обследование для направления в логопедическую группу. Разумеется, там проводили собеседование.

Сын начал отвечать на вопросы по-белорусски, а его стали одергивать, причем резковато. Сказали: «Говори по-русски». У него спрашивают: «Что это?» Он говорит: «Аловак». А ему: «По-русски как это будет? По-русски?» Конечно, это его смутило еще больше. Ситуация возмутила жену, но у нее вследствие стресса не хватило смелости высказаться там же», — рассказывает Анатолий.

Сначала он написал письмо в центр. Когда же в ответе он прочитал, что «специалистами психолого-медико-педагогической комиссии принимались ответы ребенка как на русском, так и на белорусском языках» и что «обследование проходило в доброжелательной атмосфере», решил, что будет обращаться выше, в Комитет по образованию.

«Видеозапись не была предусмотрена и не проводилась. Поэтому факты, указанные в вашей жалобе о работе психолого-медико-педагогической комиссии центра, подтвердить или опровергнуть не представляется возможным. Обращаем ваше внимание, что в городском центре работают высококвалифицированные специалисты, которые хорошо владеют двумя государственными языками», — говорится в письме из комитета.

Тогда Трофимчик написал в Мингорисполком, но снова в официальном ответе не увидел ответа.

«Поскольку аудиозаписи не было, мы ничего не можем доказать. А они ничего не могут опровергнуть. Выходит, у них алиби: «Мы не виноваты, потому что вы не можете доказать», — объясняет Анатолий Трофимчик. — В принципе, нам достаточно было услышать от одной из инстанций: «Извините, пожалуйста». Больше я ничего не добивался, только извинений. Я их не получил».

Семья не имеет ничего против направления в логопедическую группу, однако родители полагают, что таким отношением к ребенку во время обследования его попросту напугали.

«Они загнали сына в угол, он не мог проявить себя так, как проявляет всегда, — говорит Анатолий. — Специалистам явно не хватает белорусскоязычного образования, они не смотрят на проблему в контексте билингвизма. Они не понимают, что билингвы будут отставать от монолингвов. Однако по количеству освоенных звуков билингвы впереди. Да, они не умеют чисто произносить некоторые русские слова, вот как мой сын. Он не произносит столько русских звуков, как его сверстники, но он усвоил очень много белорусских звуков. Он говорит по-русски без проблем, легко переключается с белорусского языка на русский и наоборот. Уже в три года он распознавал, где белорусский язык, а где — русский. Мы не против логопедической группы. Но дискриминацией шокированы и возмущены».

Отец отмечает, что сейчас у сына происходит накопление подобных языковых ситуаций. И семья уже начинает волноваться, что у сына может появиться «комплекс беларускамоўнасці».

«Вижу, что ситуация с обследованием лишь сделала его сильнее. У нас в семье либеральный подход, говорим сыну, что вне семьи он свободен в выборе языка. Но если год тому назад он говорил в детсаду по-белорусски и не испытывал какой бы то ни было неполноценности, то сегодня он там подстраивается. Прощаясь, говорит не «да пабачэння», а «до свидания»«, — добавляет Анатолий Трофимчик.

Центр: «Мы не знаем, в чем мы виноваты»

Директор Минского городского Центра коррекционно-развивающего обучения и реабилитации Ольга Каплина уверяет, что никто не хотел обидеть ребенка и родителей.

«Никто не заставлял ребенка говорить на том или ином языке. И никогда не стал бы этого делать, — комментирует Ольга Каплина. — О языковых пожеланиях заявлено не было. Наши специалисты работают педагогами-дефектологами, а не учителями белорусского языка. У нас в стране двуязычие: кто-то пользуется одним языком, кто-то — другим, кто-то — двумя. Я не могу заставлять специалистов разговаривать на определенном языке. Мы берем людей по профессиональным качествам, а не по знанию языка».

Мы спросили у директора, почему родителям до сих пор не принесли извинений. Однако в центре проблемы не видят.

«Мы не знаем, в чем мы виноваты. Мы никого не обижали. К нам приходят тысячи детей, и мы стараемся каждому помочь пройти комиссию и определить образовательный маршрут ребенка. Некоторые плохо говорят по-русски, потому что в их семьях, например, разговаривают по-грузински или по-армянски. Мы всем идем навстречу. Дети отвечают на том языке, на котором они привыкли, — говорит Ольга Каплина. — Ребенок Анастасии и Анатолия Трофимчиков воспитывается в дошкольном учреждении с русским языком обучения. Если бы мама сказала, что они хотят обследоваться на белорусском языке, то, я думаю, нашелся бы специалист. Никто не хотел обидеть ни мать, ни ребенка. Я взяла объяснения со специалистов, проводивших комиссию. И думаю, ситуация разрешилась».

Настасья Ровдо