27 апреля группа матерей, чьи дети осуждены по статье 328 Уголовного кодекса Беларуси начали голодовку. Главные их требования — встреча с Александром Лукашенко и пересмотр уголовных статей за употребление наркотиков — не выполнены, и женщины продолжают голодать в Калинковичах, Витебске, а также в деревне Остров Пуховичского района.

Женщины возмущаются публикациями в государственных СМИ и не знают, сколько еще смогут прожить без еды. Но даже на случай, если голодовку придется завершить, у них уже есть новые идеи.

«НН» посетила лагерь участников движения «Матери-328» в деревне Остров, чтобы расспросить о планах действий на будущее и поинтересоваться, что они думают насчет обвинений в свой адрес в плохом воспитании детей.

Наталья Старовойт (Гродно)

— Голодаю 11-й день, и, если честно, чувствую себя не очень. На днях потеряла сознание, потеряла 6,5 кг, в крови — низкий гемоглобин. Мы сами каждый день взвешиваемся, сдаем кровь, чтобы контролировать свое состояние, ежедневно приезжает фельдшер из Пуховичей, измеряет давление.

Сначала я приехала в Остров просто чтобы присоединиться к группе поддержки, а потом решила и голодать. Муж не знал о моем решении, теперь почти каждые два часа звонит. Конечно, переживает, но отпустил меня ради этого в неоплачиваемый отпуск — у нас частное предприятие.

У меня четверо детей: три девочки и Кирилл. Психиатр у меня как-то спросил: «Знаете ли вы, что несете ответственность за своих несовершеннолетних детей»? Конечно, я сознаю это, но для нас голодовка стала дополнительным шансом хоть как-то заявить о себе, привлечь внимание, поскольку мы не один год обивали пороги чиновников, обошли всех местных депутатов, направляли обращение Лукашенко… Никто никак не реагирует и не хочет пересматривать дела. И только следователи меняются и меняются.

Кирилл занимался каратэ, регулярно посещал тренировки — у него 97 спортивных наград. После того как поступил на первый курс, параллельно работал фотографом. То есть, не лентяй. Дискотеки и бары он почти не посещал. Так, несколько раз в день рождения. Поэтому для нас всех стало шоком, когда его задержали в 2016-м. Ему было 19 лет…

Нам даже никто о его задержании не сообщил. Ни из милиции, ни из больницы. Дело в том, что в ходе первого допроса Кирилл «выпал» с четвертого этажа отделения. Получил тяжелые травмы. В скорой его только искололи и направили обратно. О том, что произошло, мы узнали, когда домой пришли с обыском — не нашли ничего. Ни в переписке на компьютере, ни в телефоне сына. Наш адвокат так и говорил прокурору: «Как можно просить 12 лет, если нет ни одного доказательства?»

Дело основано на том, что его и друга задержали с пакетиком «Альфа-ПВП». Они съездили за наркотиком в Минск на машине. И говорят, что один из пакетиков был у сына на руках при задержании, но ни отпечатков пальцев там не было, ни видеокамеры этого никак не зафиксировали. Я уверена, что это у него была первая и единственная поездка. По мальчишеской глупости: парни хотели заработать быстрые деньги.

(Подробности дела Наталья не рассказывает, мол, «это неважно». — Ред.)

Третью неделю от Кирилла нет звонка, хотя обычно еженедельно он звонит. Думаю, в 17-й колонии включили меры прессинга в отношении детей в связи с голодовкой. Там ужасно обращаются с людьми!

Про параллельную голодовку детей и речи быть не может: там это сразу жестко карается.

Когда последний раз была с ним на свидании, сын просил меня поехать на отдых, видел, в каком я состоянии. Кирилл и сам изменился: стал более молчаливым, замкнутым. Но говорил, что все осознал. И я считаю, что за такие пустяки, для «науки», ему бы хватило года два колонии.

Меня психиатр как-то спросил: «Почему у вас так? Может, конфликт какой-то был?» Но все у нас жили душа в душу. Дети так и вообще друг за друга горой стояли всегда. Но, конечно, дети дома и вне дома разные. Они по-другому ведут себя в компаниях. Мы сами, вспомните, исподтишка вино пили или еще что — такой юношеский максимализм.

Конечно, мы против наркотиков и за будущее страны без них. Но все это появилось не просто так. Кто и как провез крупную партию наркотиков в страну? Без таможни, милиции это невозможно. Почему же за все отвечают подростки? Здесь вся страна, начиная с верхов, должна отвечать.

Надо говорить правду, громко заявлять о ней. Ведь сегодня в нашем государстве даже голову нельзя поднять, чтобы свое мнение высказать. Но, как оптимист, я верю: что-нибудь изменится, законодательство пересмотрят. И от нас всех здесь многое зависит.

РS. После того, как корреспондент НН уехала из деревни, где матери держат голодовку, стало известно, что Наталья снова потеряла сознание и ее забрали домой.

Марина Насер (Минск)

— Я занимаюсь фитнесом, поэтому, видимо, лучше переношу голодовку. Но она все равно уже негативно воздействует на организм. В колонии, где сидит сын, о наших действиях уже знают. Сын спрашивал в письме, правда ли это. Пока я не дома, попросила свою мать ответить коротко: «Напишу позже. Знай, что мать за тебя горой». Он все поймет.

Из моего сына сделали организатора группировки — и это какой-то маразм, поскольку на момент задержания ему было 17 лет, и хотя он парень сообразительный, умный, он никак не мог руководить 20-30-летними людьми. Из него сделали наркобарона, но где тогда его деньги, богатства и так далее? В СИЗО адвокат прямым текстом сыну говорил: «Скажи, где спрятал свои сокровища, — на них милиционеры долго смогут жить, не работая».

Началось с того, что два года назад по статье 328 Милад получил два года условно как потребитель.

Сына поставили на учет, и при этом обронили фразу, что еще посадят.

Прошел год с небольшим, и в нашу квартиру ворвались оперативники. Ни меня, ни мамы не было дома. Там находился только сын с друзьями. Сначала люди без формы ошиблись дверью и «заломили» соседку, которая вышла на лестницу покурить, а потом — мою мать, которая возвращалась из поликлиники. На ее крики Милад и выскочил из дому, начал кричать. Только после этого оперативники предъявили какой-то документ.

Обыскали всю квартиру. Просили отдать «все» по-хорошему, мол, им «все известно». Но ничего не нашли. Забрали сына в РОВД. Там, как я поняла, получили выговор от начальства и отпустили Милада после того, как он подписался, что никаких претензий к ним не имеет.

Потом была еще одна попытка задержания: в машине его друга в пачке от сигарет нашли марихуану, а в телефоне — записи со ссылками на закладки наркотиков. Телефон сына поставили на прослушку.

И спустя некоторое время, когда Милад ехал на такси к девушке, ему позвонил знакомый, попросил по дороге подобрать, потому что у него нет денег. Только тот сел в машину, как оперативники обоим заломили руки и забрали в отделение.

Обыски дома проводились раз пять, но ни они, ни генетические экспертизы ничего не подтвердили.

Единственное, в чем сын виноват, — это в том, что за две недели до задержания покурил с друзьями травку в бане: в его моче и обнаружили наркотический компонент.

Но он же не начальник. Простой потребитель — не более того! За что давать 4-ю часть статьи, на каком основании?

Почему-то среди сотрудников правоохранительных органов бытует мнение, что, если ты однажды где-то засветился, то в любом случае — преступник и должен сесть. Нет желания вести профилактическую работу, предупредить, предостеречь. Они, словно, намеренно толкают на преступления. Скорее всего, это связано с их премиями и повышением.

Почему я сама не оберегала сына от таких «друзей»? А в таких друзьях теперь каждый двор в Беларуси.

Когда я встречаю матерей, которые говорят мне, что их дети никогда не будут связаны с наркотиками никоим образом, я смеюсь. Ерунда это! На сегодня вся страна в наркотиках.

Но то, что друг сына был именно «минером», я не знала. Он был хорошим парнем: всегда отвозил нас на дачу, когда нужно было.

То, что во всем виноваты плохое воспитание и атмосфера в семье — ложь. Да, я в разводе с мужем, но мы поддерживаем теплые отношения и помогаем друг другу. Сын никогда не приходил домой в неадекватном состоянии. Был первым помощником: огород перекапывал, косил и все остальное делал. Планировал помогать мне в бизнесе…

А что наша общественность? Наши идеологи? Где программы для молодых людей, которым не на что жить? Когда парень вынужден идти на работу за 250 рублей — это одно дело. А потом в интернете ему предлагают 500 долларов за закладки. Они и ведутся на «легкие» деньги, уверенные, что именно их не поймают.

В тюрьмах, конечно, сидят и те, кто выращивал что-то дома, мак например. Но их единицы. Дилеров в нашей стране почти нет: они все за рубежом, не опознанные и не разоблаченные. А за что тогда сидят дети? Молодежь — это наше будущее, а что будет с ребятами, которые выйдут на свободу через 15 лет? Если обычный человек не может у нас трудоустроиться, то что будут делать они после зоны? Сейчас мы строим страну зеков, а скоро получим страну бомжей.

Что дальше?

Наталья Леухина, чей сын приговорен к 8 годам, приехала в лагерь, чтобы поддержать матерей после «оскорбительного» сюжета о них на БТ. Говорит, что даже если однажды прекратятся голодовки, участницы движения «Матери-328» продолжат действовать другими методами, о чем заранее сообщили в обращениях, которые направили в МВД, КГБ, Администрацию президента, Совет Республики и в другие органы:

«Мы все станем блогерами, которые будут доносить правду через интернет, станем оппозицией, которую они вырастили сами, превратимся в бдительных гражданок, которые легко ухудшат статистику осужденных по этой статье. Есть в планах и запуск пиар-компании «Бойтесь рожать мальчиков в Беларуси» (они у нас или погибнут в армии, или попадут в тюрьму). Но мы надеемся, что власть умерит свои надежды на тюремное воспитание и от уголовной политики перейдет к профилактическим действиям».

Читайте по теме:

«Матери 328» останавливают голодовку

Катерина Карпицкая, фото Воли Офицеровой